Девушка встала немного в сторону от зеркала и теперь смотрела, как ходят ходуном его руки, а он всё никак не попадёт иглой булавки в палец. Наконец кончик булавки упёрся в кожу. Но протыкать её Анатолий Ильич всё ещё не решался. Он часто дышал, глядя на палец, и часто же сглатывал.

Кира дёрнулась. По зеркальной поверхности, в которой отражались два человека, обстановка комнаты и часть окна, прошла прозрачная рябь… Кажется, пока здесь, в реальном для неё мире, сомневаются, там, в зазеркалье, — нетерпеливо ждут.

Резкое короткое движение — и Анатолий Ильич зашипел от боли. Не глядя отдал булавку и некоторое время смотрел, как появляется тёмно-красная выпуклая капля на кончике указательного пальца. Когда она переполнилась и дрогнула потечь вниз, Кира заметила, что мужчина сделал машинальное движение слизнуть её, но вовремя опомнился и посмотрел на зеркало.

Кира похолодела: видит ли он, как она, что зеркало быстро и нервно покрывается мелкими волнами?

Мужчина, не замечая упавшей капли, посмотрел себе, отражённому, в глаза и осторожно ткнул пальцем в стекло. И — закричал! Теперь Кира видела всё — и это парализовало её на мгновения. Она видела, как всё происходит! Выметнувшиеся из зеркала тощие сучья-руки мгновенно вымахнули перед лицом мужчины и принялись резать его лицо удлинившимися когтями. Придя в себя от вскрика, Кира вцепилась в руки мужчины и быстро развернула его спиной к зеркалу, ненамеренно, но защищая его от жадных когтей. А потом потащила его из комнаты:

— Быстро за мной! Быстро!!

Она буквально выволокла плачущего и стонущего от боли мужчину в прихожую, где его подхватили другие мужские руки. Так что она успела обернуться у порога и застыть: в прозрачно чёрном полотне зеркала коготь, с которого едва не капала кровь, застыл на мгновения, а потом появился длинный оранжевый язык, который смачно и с долгим наслаждением слизывал кровь с этого когтя… Руки, показалось, сами захлопнули, дверь в комнату.

Проходя мимо настенной вешалки, она стянула с неё свою куртку и, не оборачиваясь, вышла. Хотя вздрогнула раз, боясь, что вот-вот крикнут вслед, вот-вот остановят… Никто не взглянул на неё, никто не остановил. Все были заняты мужчиной, стонущим и рычащим одновременно…

Она спустилась по лестнице и нажала кнопку домофона. Подъездная дверь открылась, выпустив её на долгожданную свободу. Куда теперь? Домой? Денег на проезд нет. Мобильного нет. Ничего. Теперь есть свобода. И она может идти пешком хоть целый день. Свобода, купленная кровью другого… Кажется, свобода… Почему же сердце ноет?

— Кира!

От этого зова она чуть не поскользнулась на ледяном покрытии крыльца. И, забыв о недавнем опасении, что не всё ещё закончилось, рванула бежать к быстро идущему ей навстречу Тиму.

16

Когда машина с «растрёпой» свернула в переулок между жилыми домами, Тим тоже снизил скорость. Держался он спокойно, несмотря на злобное ворчание старшего брата за спиной. Тот сидел на заднем сиденье.

Уже проезжая поворот, оба разглядели, что преследуемая машина паркуется напротив одного из подъездов. Тим проехал мимо и остановил свою машину за два подъезда от места парковки «растрёпы».

Некоторое время братья приглядывались: вышедший из машины «растрёпа», кажется, не собирался куда-либо спешить. Он осмотрел все стоящие рядом машины, даже нагнулся посмотреть номер одной из них, чёрной, после чего кивнул самому себе, будто определился с целью, и зашагал к подъезду. Тим обернулся на шорох. Старший брат вынул припрятанный заранее короткий ломик и взялся за дверную ручку.

— Ну-ка, Тимыч, выпусти-ка меня.

— Не дури, Леонтий, — спокойно сказал Тим. А когда брат со злобой засопел, усмехнулся: — Возьми ключи от багажника. Там упаковка от нового тёть Сониного телевизора лежит. Всё никак не удосужусь выкинуть. А его машина в самый раз у мусорного ящика…

Леонтий довольно крякнул и вышел из машины. Тим проследил, как он с неудобно громоздкой упаковкой тяжело идёт к мусорному контейнеру, как останавливается, будто сминая её, чтобы поместилась в ящик. И как втихую оглядывает машины… Несколько резких коротких движений, которых ненаблюдательный человек со стороны не заметил бы, — и старший брат, выпрямившись, вернулся неспешным солидным шагом. На лице — абсолютное удовлетворение прекрасно выполненным делом.

— Ты что? — тихо поразился Тим, пряча усмешку. — Обе машины?

— А то!.. Ну, что там у нас дальше? Пойдём квартиру громить?

— Нет. Мы и квартиры не знаем, куда её повели. Ждём. Если б этот не приехал — пришлось бы громить. А сейчас — только ждать.

— Ты, Тимыч, так говоришь, будто знаешь, что там.

— Знать не знаю, но примерно представляю. Правда, если через пять минут Кира не выйдет, пойдем за нею сами. Может, и найдём. Если не найдём, будем курочить их сигналку — сами выскочат. Кстати, как ты сделал, чтобы сигналка не взвыла?

— Уметь надо, — буркнул Леонтий. — Тогда, может, поближе к подъезду?

— Может. Приподъездная площадка небольшая, но машину поставить можно, — согласился Тим, и машина плавно скользнула к намеченному месту.

Ждать пришлось и в самом деле недолго. Леонтий из машины выходить не захотел. После активного движения, когда он пробил колёса двум машинам, он немного успокоился, упиваясь злорадством и хорошим исполнением справедливой мести. Но теперь невмоготу стало Тиму. Он вышел из машины и встал рядом с дверцей, время от времени делая пару-тройку шагов по плохо протоптанному снегу рядом. Неясное чувство насторожило его, пока он негромко переговаривался с братом об обратной дороге. Замолчав на полуслове, Тим повернулся к подъездной двери и невольно приподнял уголок губ в усмешке над собой…

Чирикнул домофон. Кира вышла из подъезда и застыла, пока за нею медленно закрывалась дверь. Девушка смотрела поверх машины, на небо, и на её лице пока ещё недоверчиво расцветала улыбка… Одна. С незакрытыми глазами. Она всё глядела вдаль, с той же мечтательной улыбкой, и Тиму вдруг стало завидно, что она мечтает — и без него.

Он шагнул от машины.

— Кира!

Она беззвучно охнула и побежала к нему. А он — к ней.

… Сначала она влетела во взгляд его голубых глаз, потом в его расстёгнутую доху, как в местечко, предназначенное только для неё. То ли он поймал, то ли она первой обняла его… Не важно. Она просунула руки ему под мышками, в тепло, в уют, и они обнялись так, словно не чаяли больше увидеться. А потом он запахнул свою доху на её спине и покачался вместе с Кирой, смеясь её радости. И было так тепло — и от его смеха, и в самой этой дохе, а потом вспомнилось, что у неё есть такая же одёжка, как у него, и почему-то именно это стало важней всего на свете. Волк и волчица — подумалось.

— Живая, да?.. Ну и?.. Долго ещё там будете мотаться? — раздался из открытой машины сиплый и довольный голос, а потом высунулся и сам Леонтий, сияющий. — Время только тратить! Обед-то мимо проехал — пожрать не удалось! Поехали, что ль, обедать?

Тим выпустил Киру из объятий и подтолкнул к машине.

— Садись! Лёнь, со жратвой придётся подождать немного. Мы сначала ещё в одно место заедем.

— Куда ж это? — удивился старший брат Тима, затаскивая девушку к себе, на заднее сиденье.

— Кира, называй адрес, — сказал Тим и хлопнул дверцей. — Где живёшь?

Сердце Киры не успело оборваться, как он буднично добавил:

— Вещички свои заберёшь, какие понадобятся дома. Может, что на смену. Ну? Куда ехать?

Кира взглянула на верхнее зеркальце, радостно улыбнулась ему и своему отражению и назвала адрес. По дороге в себя прийти ей не давал Леонтий. Он в красках и жизнерадостно рассказывал о том, как пробил ломиком колёса её врагам — так и сказал смачно: «Врагам!» Кира даже испугалась за него. Потом девушка рассказывала всё, что произошло в съёмной квартире. По дороге Тим велел Леонтию позвонить тёте Соне, предупредить, что они все сильно запаздывают к обеду. Уже у дома Киры Тим сказал:

— Подниматься не будем. Вещички вниз стащишь — и домой. Не задерживайся. Родичам скажешь — потом всё объяснишь, когда позвонишь. Лады? Поторопись. А то Леонтий, когда голодный, зверь зверем.